Существует множество вариаций бессмертной сказки «Красавица и чудовище» — каждый народ её норовит рассказать на свой лад.
Но общая канва всегда одна и та же: красавица силой своей любви возвращает отвратительному чудовищу человеческий облик, расколдовывает и облагораживает его.
Приз заманчив, цель понятна.
Вот и отправляются девушки во всех частях света в бой за любовью, приручая кабанов, целуя лягушек, терпя жестокость и дурость чудовищ и стаптывая железные сапоги в кровь в бесплодной надежде, что заклятье падет и чудище обретет наконец-то свой человеческий облик.
В реальной жизни все старания, разумеется, оказываются напрасными, потому что нельзя расколдовать и исправить того, кто никогда не был заколдован.
Но среди общей массы сказок с однотипным сюжетом, есть одна, которая выделяется правдивостью и жесткостью сюжета. Просто «луч света в темном царстве» от мира мирового фольклора. Это японская сказка, где зверь оказался не заколдованным принцем, а жестким и наглым зверем. Не сказка, а «жиза» жизненная. Так сказать – на основе реальных событий. Криминальная хроника японского средневековья. Но этим сказка меня и зацепила.
Сюжет сказки таков.
Дикая обезьяна поймала старого японца — отца девушки и чтобы освободиться ему пришлось пообещать отдать за обезьяну замуж одну из его дочерей. Дочерей было традиционно три.
Первые две дочки были более разумными и наглыми, а потому закономерно послали «отца года» в пешее эротическое путешествие с его заманчивым предложением. Младшая же была наивной и неиспорченной девочкой и решила выйти замуж за самца обезьяны в надежде на чудо. Мало ли, вдруг он зачарованный император. Не может же обычный обезьян к человеческим женщинам подкатывать – не по правилам это, не по сказочному.